Чертята » 31-10, 00:35, 2008
- Вы не ждали нас, а мы приперлися… - с сарказмом произнесла Катя, обведя взглядом собственную прихожую.
Даааа… Это приходил Сережка, поиграли мы немножко…
Сколько ее не было? Две недели? У них тут что, аврал подкрался незаметно?
Разувшись, Катя на цыпочках прошла в гостиную, где перед ней предстала чудная картина. На полу, в окружении каких-то папок, ноутбука и батареи грязных чашек, положив голову на руки, безмятежно спал Рома. Рядом с ним гордо восседала Ольга Андреевна, с явным удовольствием разрывая какую-то книгу. Увидев мать, она радостно улыбнулась и протянула к ней ручки. Катя взяла ребёнка на руки и закружила по комнате. Девочка восторженно завизжала. Малиновский пробормотал что-то бессвязное, но не проснулся. Катя присела и потрясла его за плечо.
- Ром, Ромааа… Малиновский!
- Маааш… Завтра… Всё завтра… - отмахнулся мужчина и повернулся на бок.
- Бедный! – улыбнулась Катя.
Проснулся Рома часа через три, когда Катя уже приняла душ, разобрала вещи и даже приготовила ужин. Проснулся и… похолодел. Свет в комнате был погашен, и ребенка рядом не было.
- Ой, кто у нас проснулся, - усмехнулась Катя при виде мужчины.
- А где Оля?
- Спит. Час ночи всё-таки. Ты ужинать будешь?
- Буду… Как же я тебе рад, Катька…
- Верю… Давно нянчишься?
- Почти неделю.
- И как она? Не капризничала?
- Нет… Лошадей любит, - как-то нарочито тяжело вздохнул Рома.
- Никогда не замечала….
- Вообще, чудный ребёнок. Вся в маму. От папы ничего нет, - горько усмехнулся Малиновский и ушел в ванную. Минут пять он умывался, потом прошёл на кухню.
- Ты что-то говорила об ужине.
Позже, когда рагу было съедено, Катя решила, что можно поговорить серьёзно.
- Так что всё-таки происходит? Где Жданов?
- Жданов на презентации коллекции. В Берлине, - сухо ответил Малиновский и сделал пару глотков обжигающего кофе, который показался кислым и противным. Надо поменять фильтр. Или надо просто менять что-то в жизни?
- Он же вроде не собирался, - удивилась Катя. - Ты из-за Оли злишься? Не понимаю, почему она не у Маргариты или у моих…
- Потому что они все как-то внезапно разъехались. И вообще, Оля чудная девочка… По-моему, я даже помолодел. По крайней мере, мне в спорт зал ходить не надо.
- Хорошо. А фирма?
- Неплохо. Мне помогли, к тому же, ночью я учился всему заново. Хоть учиться умею… Давно не чувствовал себя таким идиотом. Пришлось в сжатые сроки вникать во всё то, что вы тут наработали за столь длительное время. Молодцы, - угрюмо буркнул Рома и снова замолчал.
- Что я должна из тебя всё клещами вытаскивать? Что произошло? Из-за чего такой мрачный вид?
- Андрей уехал с Милко…
- Ну, а что удивительного? Милко дизайнер, Андрей президент… Я не понимаю, что ты злишься. Мне казалось, что всё наладилось, разве нет?
- Наладилось. Как же! – усмехнулся Малиновский. – Так наладилось, что удавиться хочется!
- Он всё-таки обиделся?
- В смысле?
- Ну… Из-за Даши. Так, кажется, ее зовут?
- Да бог его знает! Ничего не понимаю, запутался я. После прихода Даши, я хотел уехать, не портить Жданову жизнь дальше, но он мне не позволил
- Это как?
- Отнял ключи и демонстративно запер. А теперь с Милко уехал, как будто так и надо. Он издевается что ли…
- А куда уехать?
- Домой.
- Разве, ты не дома?
- Я хотел сказать, в Париж. Эх, Катька, если б ты знала... Как я полюбил этот город. Я ж из Москвы когда уезжал, думал, что всю жизнь буду винить себя, перед глазами стояли полные слёз глаза Киры, почти ненавидящий взгляд Жданова... А нет... Этот город меня спас, вылечил...
Бродил по извилистым улицам Парижа, путался в «звёздных» площадях и… мечтал вернуться в Москву. Оказывается, совсем отвык быть один. Раньше рядом был всегда Андрей, не дававший забыть о своём существовании…
Вот мимы… Жданов всегда терпеть не мог их, обзывая «кривляками», а вот магазинчик с дорогими винами - Андрей обязательно зашёл бы… и так постоянно.
Наверно, так сходят с ума.
Когда я улетал из Москвы, казалось, что вот так всю оставшуюся жизнь и проведу - скучая и мучаясь чувством вины. Надо было делать хоть что-то. И я выбрал самый ждановский способ - просто удрать от проблем. И я не ошибся. Париж подействовал не хуже, чем любая анестезия. Просто заморозил все ощущения.
- А потом?
- Потом? Потом я открыл для себя Монмартр. Не район, а сказку, мечту. Красивые, похожие на игрушечные домики… Прекрасные виды, достойные кисти импрессионистов…. Суета, отвлекающая от личных проблем… Полное умиротворение…
Там рисовали все. Кто-то действительно брал холст, краски и сразу же становился живописцем, любимцем этого города, кто-то сидел в кафе и задумчиво что-то чертил на полях газет, книг, блокнотах и даже на салфетках, а кто-то наблюдал за вечным праздником беззаботного города и рисовал причудливые образы в своих мечтах… Ну и я тоже заразился.
- Ты снова рисуешь? – улыбнулась Катя. – Помнится, твоя мама не особо жаловала это занятие.
- Да уж…
Мать всегда хотела видеть его выдающимся адвокатом, экономистом, руководителем большого предприятия… Карьера художника её требованиям не отвечала.
Краски и карандаши были заброшены в самый дальний ящик, остались только рисунки в блокнотах.
Надо было сломать собственную жизнь до основания, чтобы снова учиться рисовать. Гипс ещё не сняли, поэтому приходилось разрабатывать левую руку. Нечёткие линии сначала вырисовывали маленькие пейзажи, а потом всё больше стали складываться в портреты. Да что врать. В один портрет, который нещадно мялся. И рисовался новый. Он рисовал и ничего не чувствовал. Совсем ничего. Когда человек рисует портреты, он должен, просто обязан чувствовать хоть что-то к изображаемому. Но нет. Пусто. Эмоциональный вакуум.
Вот так почти два года.
- Ром, - нарушила затянувшуюся тишину Катя.
- Извини, - встрепенулся Малиновский.
- Ром, а почему ты вернулся?
- Мне сон приснился. Наверное, Самый жуткий в моей жизни. Как будто я на кладбище, на похоронах. Свежая могила, цветы… А потом до меня доходит: там Андрей... И появись я немного раньше, всё было бы по другому…
Проснулся, начал в Москву названивать, а мне Маша говорит, что Андрей в больнице, в реанимации…
Вот так я оказался в Москве, под твоей дверью…
- Жалеешь?
- Не знаю. Честно… Но у меня такое ощущение, что я тут слишком задержался. Пора и честь знать.
- Ром…
- Всё нормально, Кать. Ну не срослось. Бывает.
***
- Роман Дмитриевич! – из приемной выскочила Кривенцева.
- Меня нет, - устало отмахнулся Малиновский и шагнул в лифт.
- Но…
- Я умер.
Створки сомкнулись. Лифт начал спускаться. Роман прислонился к стенке и закрыл глаза. От вида этой зеркально-льдистой поверхности его пробирала дрожь. Или это озноб?
"Дзынь!" и лифт остановился. Обычно он даже не обращал на этот звук внимания, но сейчас отдалось куда-то в затылок и там и поселилось…
Холодный воздух комком застрял в груди. В лицо будто впились сотни мелких иголок.
- Ромочка! – перед глазами возникло хорошенькое личико в обрамлении светлых локонов.
- Привет, - губы по привычки растянулись в улыбку.
Блодиночка тут же повисла на его руке и принялась щебетать о том, как сильно она по нему соскучилась. Наконец, поежившись от порыва ветра, предложила поехать к ней: продолжить разговор в более приятной обстановке.
- Э… Лик, не сегодня, ладно?
Удивленный взгляд.
- Я позвоню, - он отошел.
- Хам! – донеслось сзади.
Потапкин провожает его удивленным взглядом.
Плевать! На всех! Перебьются!
Подходя к своей машине, Малиновский думал, что не все так плохо, и он вполне может доехать самостоятельно, не заморачиваясь вызовом такси. Но то, что он увидел в следующий момент, сильно покалебало его уверенность – в противоположном углу гаража, стоя у машины, страстно целовались Воропаев и… «Катя и Воропаев!? Нет, такого просто не может быть! Девушка просто похожа!» В этот мгновение Рома понял, что он окончательно разболелся, и за руль в «состоянии нестояния», то бишь с глюками нельзя. Пока он искал телефон, хлопнула дверь автомобиля и мимо него пробежала та самая девушка. Вот только разглядеть он ее не успел... Но ведь не могла же это быть Катя?
- Куда едем? – спросил таксист, трогаясь с места.
Куда? Хороший вопрос. Домой? Только если с целью подохнуть побыстрее. Кот не спасёт. Только мурлыкнет на прощанье…
Ход его мыслей нарушил звонок телефона.
На экране мигал конвертик, а под ним номер. Вроде знакомый, но…
«Совсем обурел, да?» - интересовался неизвестный отправитель.
Минут пять Малиновский озадаченно пялился на телефон, пока, наконец, в его затуманенном мозгу не возникла светлая мысль перезвонить по этому номеру.
- Приехали.
Рома с трудом выбрался из машины, не глядя, сунул водителю купюру и направился к калитке.
Высокое крыльцо. Дорожка обрамленная фонариками. Чуть поодаль от дома высокая, разлапистая ель опутана гирляндой… Надо же и в его непутевой жизни есть что-то постоянное… Сколько же он здесь не был?
Кое-как добрался до крыльца и сполз по стеночке.
Сейчас. Посидит немного. И войдёт. Сейчас…
Начало стремительно темнеть. Или это только в глазах? И ещё гул какой-то.
Нехорошо.
Митька толкнул калитку и побежал к крыльцу.
Черт! Он опять опоздал! Гости уже собрались наверно. Мама голову оторвет! Хотя он не виноват. Ей Богу, не виноват! Его задержали. Оля и Лена никак не хотели отпустить несчастного ловеласа. Всё им хи-хи, да ха-ха… А Митьке теперь голову оторвут.
Мальчик взлетел на крыльцо и замер. На верхней ступеньке, прислонившись к стене, сидел… брат.
- Ромка? Ты что здесь делаешь? - задал наиглупейший вопрос Митя, - ты ж это… в Париже живёшь.
И тишина…
- Ты пьяный что ли? - он присел рядом с братом и потряс его за плечо. Ноль эмоций. - Блин, Ромка, ты живой?!
- Ммм… Привет, - Малиновский с трудом открыл глаза.
- Живой… - Митя потянул брата за руку, - вставай.
«Мама нас убьёт… Меня за то, что опоздал, его.. Нет, его она сначала реанимирует, а потом убьёт. За испорченный праздник»
- Лёка! - позвал Митя, сгружая свою «ношу» на диван в холе.
Со второго этажа на удивление быстро сбежала сестра. Надо же, её от гостей не оторвёшь, а тут такая скорость.
- Ты… - начала было она и осеклась.
- Вот. Рома приехал …
- Уже?... Судя по всему, пешком из Парижа шёл, - Лека спустилась с лестницы. – Он, что, пьяный? – девушка наклонилась над Малиновским.
- Не похоже.
Лека положила руку на лоб мужчине.
- Горячий как печка! Надо маму позвать.
- Но у нас гости.
- Ему плохо!
- Но…
- Иди за мамой!
- Почему я? – возмутился мальчик.
- Что тут за заговор?
Дети замолчали и обернулись.
- Дима, где тебя носило? – Анна Сергеевна подошла к ним.
- Мам, я тут Рому привёл… Точнее, принёс. Но суть же не меняется…
Дети расступились.
- Рома? – Анна Сергеевна склонилась над сыном.
- Мам… Прости, - начал было Малиновский и замолчал.
- Вы не ждали нас, а мы приперлися… - с сарказмом произнесла Катя, обведя взглядом собственную прихожую.
Даааа… Это приходил Сережка, поиграли мы немножко…
Сколько ее не было? Две недели? У них тут что, аврал подкрался незаметно?
Разувшись, Катя на цыпочках прошла в гостиную, где перед ней предстала чудная картина. На полу, в окружении каких-то папок, ноутбука и батареи грязных чашек, положив голову на руки, безмятежно спал Рома. Рядом с ним гордо восседала Ольга Андреевна, с явным удовольствием разрывая какую-то книгу. Увидев мать, она радостно улыбнулась и протянула к ней ручки. Катя взяла ребёнка на руки и закружила по комнате. Девочка восторженно завизжала. Малиновский пробормотал что-то бессвязное, но не проснулся. Катя присела и потрясла его за плечо.
- Ром, Ромааа… Малиновский!
- Маааш… Завтра… Всё завтра… - отмахнулся мужчина и повернулся на бок.
- Бедный! – улыбнулась Катя.
Проснулся Рома часа через три, когда Катя уже приняла душ, разобрала вещи и даже приготовила ужин. Проснулся и… похолодел. Свет в комнате был погашен, и ребенка рядом не было.
- Ой, кто у нас проснулся, - усмехнулась Катя при виде мужчины.
- А где Оля?
- Спит. Час ночи всё-таки. Ты ужинать будешь?
- Буду… Как же я тебе рад, Катька…
- Верю… Давно нянчишься?
- Почти неделю.
- И как она? Не капризничала?
- Нет… Лошадей любит, - как-то нарочито тяжело вздохнул Рома.
- Никогда не замечала….
- Вообще, чудный ребёнок. Вся в маму. От папы ничего нет, - горько усмехнулся Малиновский и ушел в ванную. Минут пять он умывался, потом прошёл на кухню.
- Ты что-то говорила об ужине.
Позже, когда рагу было съедено, Катя решила, что можно поговорить серьёзно.
- Так что всё-таки происходит? Где Жданов?
- Жданов на презентации коллекции. В Берлине, - сухо ответил Малиновский и сделал пару глотков обжигающего кофе, который показался кислым и противным. Надо поменять фильтр. Или надо просто менять что-то в жизни?
- Он же вроде не собирался, - удивилась Катя. - Ты из-за Оли злишься? Не понимаю, почему она не у Маргариты или у моих…
- Потому что они все как-то внезапно разъехались. И вообще, Оля чудная девочка… По-моему, я даже помолодел. По крайней мере, мне в спорт зал ходить не надо.
- Хорошо. А фирма?
- Неплохо. Мне помогли, к тому же, ночью я учился всему заново. Хоть учиться умею… Давно не чувствовал себя таким идиотом. Пришлось в сжатые сроки вникать во всё то, что вы тут наработали за столь длительное время. Молодцы, - угрюмо буркнул Рома и снова замолчал.
- Что я должна из тебя всё клещами вытаскивать? Что произошло? Из-за чего такой мрачный вид?
- Андрей уехал с Милко…
- Ну, а что удивительного? Милко дизайнер, Андрей президент… Я не понимаю, что ты злишься. Мне казалось, что всё наладилось, разве нет?
- Наладилось. Как же! – усмехнулся Малиновский. – Так наладилось, что удавиться хочется!
- Он всё-таки обиделся?
- В смысле?
- Ну… Из-за Даши. Так, кажется, ее зовут?
- Да бог его знает! Ничего не понимаю, запутался я. После прихода Даши, я хотел уехать, не портить Жданову жизнь дальше, но он мне не позволил
- Это как?
- Отнял ключи и демонстративно запер. А теперь с Милко уехал, как будто так и надо. Он издевается что ли…
- А куда уехать?
- Домой.
- Разве, ты не дома?
- Я хотел сказать, в Париж. Эх, Катька, если б ты знала... Как я полюбил этот город. Я ж из Москвы когда уезжал, думал, что всю жизнь буду винить себя, перед глазами стояли полные слёз глаза Киры, почти ненавидящий взгляд Жданова... А нет... Этот город меня спас, вылечил...
Бродил по извилистым улицам Парижа, путался в «звёздных» площадях и… мечтал вернуться в Москву. Оказывается, совсем отвык быть один. Раньше рядом был всегда Андрей, не дававший забыть о своём существовании…
Вот мимы… Жданов всегда терпеть не мог их, обзывая «кривляками», а вот магазинчик с дорогими винами - Андрей обязательно зашёл бы… и так постоянно.
Наверно, так сходят с ума.
Когда я улетал из Москвы, казалось, что вот так всю оставшуюся жизнь и проведу - скучая и мучаясь чувством вины. Надо было делать хоть что-то. И я выбрал самый ждановский способ - просто удрать от проблем. И я не ошибся. Париж подействовал не хуже, чем любая анестезия. Просто заморозил все ощущения.
- А потом?
- Потом? Потом я открыл для себя Монмартр. Не район, а сказку, мечту. Красивые, похожие на игрушечные домики… Прекрасные виды, достойные кисти импрессионистов…. Суета, отвлекающая от личных проблем… Полное умиротворение…
Там рисовали все. Кто-то действительно брал холст, краски и сразу же становился живописцем, любимцем этого города, кто-то сидел в кафе и задумчиво что-то чертил на полях газет, книг, блокнотах и даже на салфетках, а кто-то наблюдал за вечным праздником беззаботного города и рисовал причудливые образы в своих мечтах… Ну и я тоже заразился.
- Ты снова рисуешь? – улыбнулась Катя. – Помнится, твоя мама не особо жаловала это занятие.
- Да уж…
Мать всегда хотела видеть его выдающимся адвокатом, экономистом, руководителем большого предприятия… Карьера художника её требованиям не отвечала.
Краски и карандаши были заброшены в самый дальний ящик, остались только рисунки в блокнотах.
Надо было сломать собственную жизнь до основания, чтобы снова учиться рисовать. Гипс ещё не сняли, поэтому приходилось разрабатывать левую руку. Нечёткие линии сначала вырисовывали маленькие пейзажи, а потом всё больше стали складываться в портреты. Да что врать. В один портрет, который нещадно мялся. И рисовался новый. Он рисовал и ничего не чувствовал. Совсем ничего. Когда человек рисует портреты, он должен, просто обязан чувствовать хоть что-то к изображаемому. Но нет. Пусто. Эмоциональный вакуум.
Вот так почти два года.
- Ром, - нарушила затянувшуюся тишину Катя.
- Извини, - встрепенулся Малиновский.
- Ром, а почему ты вернулся?
- Мне сон приснился. Наверное, Самый жуткий в моей жизни. Как будто я на кладбище, на похоронах. Свежая могила, цветы… А потом до меня доходит: там Андрей... И появись я немного раньше, всё было бы по другому…
Проснулся, начал в Москву названивать, а мне Маша говорит, что Андрей в больнице, в реанимации…
Вот так я оказался в Москве, под твоей дверью…
- Жалеешь?
- Не знаю. Честно… Но у меня такое ощущение, что я тут слишком задержался. Пора и честь знать.
- Ром…
- Всё нормально, Кать. Ну не срослось. Бывает.
***
- Роман Дмитриевич! – из приемной выскочила Кривенцева.
- Меня нет, - устало отмахнулся Малиновский и шагнул в лифт.
- Но…
- Я умер.
Створки сомкнулись. Лифт начал спускаться. Роман прислонился к стенке и закрыл глаза. От вида этой зеркально-льдистой поверхности его пробирала дрожь. Или это озноб?
"Дзынь!" и лифт остановился. Обычно он даже не обращал на этот звук внимания, но сейчас отдалось куда-то в затылок и там и поселилось…
Холодный воздух комком застрял в груди. В лицо будто впились сотни мелких иголок.
- Ромочка! – перед глазами возникло хорошенькое личико в обрамлении светлых локонов.
- Привет, - губы по привычки растянулись в улыбку.
Блодиночка тут же повисла на его руке и принялась щебетать о том, как сильно она по нему соскучилась. Наконец, поежившись от порыва ветра, предложила поехать к ней: продолжить разговор в более приятной обстановке.
- Э… Лик, не сегодня, ладно?
Удивленный взгляд.
- Я позвоню, - он отошел.
- Хам! – донеслось сзади.
Потапкин провожает его удивленным взглядом.
Плевать! На всех! Перебьются!
Подходя к своей машине, Малиновский думал, что не все так плохо, и он вполне может доехать самостоятельно, не заморачиваясь вызовом такси. Но то, что он увидел в следующий момент, сильно покалебало его уверенность – в противоположном углу гаража, стоя у машины, страстно целовались Воропаев и… «Катя и Воропаев!? Нет, такого просто не может быть! Девушка просто похожа!» В этот мгновение Рома понял, что он окончательно разболелся, и за руль в «состоянии нестояния», то бишь с глюками нельзя. Пока он искал телефон, хлопнула дверь автомобиля и мимо него пробежала та самая девушка. Вот только разглядеть он ее не успел... Но ведь не могла же это быть Катя?
- Куда едем? – спросил таксист, трогаясь с места.
Куда? Хороший вопрос. Домой? Только если с целью подохнуть побыстрее. Кот не спасёт. Только мурлыкнет на прощанье…
Ход его мыслей нарушил звонок телефона.
На экране мигал конвертик, а под ним номер. Вроде знакомый, но…
«Совсем обурел, да?» - интересовался неизвестный отправитель.
Минут пять Малиновский озадаченно пялился на телефон, пока, наконец, в его затуманенном мозгу не возникла светлая мысль перезвонить по этому номеру.
- Приехали.
Рома с трудом выбрался из машины, не глядя, сунул водителю купюру и направился к калитке.
Высокое крыльцо. Дорожка обрамленная фонариками. Чуть поодаль от дома высокая, разлапистая ель опутана гирляндой… Надо же и в его непутевой жизни есть что-то постоянное… Сколько же он здесь не был?
Кое-как добрался до крыльца и сполз по стеночке.
Сейчас. Посидит немного. И войдёт. Сейчас…
Начало стремительно темнеть. Или это только в глазах? И ещё гул какой-то.
Нехорошо.
Митька толкнул калитку и побежал к крыльцу.
Черт! Он опять опоздал! Гости уже собрались наверно. Мама голову оторвет! Хотя он не виноват. Ей Богу, не виноват! Его задержали. Оля и Лена никак не хотели отпустить несчастного ловеласа. Всё им хи-хи, да ха-ха… А Митьке теперь голову оторвут.
Мальчик взлетел на крыльцо и замер. На верхней ступеньке, прислонившись к стене, сидел… брат.
- Ромка? Ты что здесь делаешь? - задал наиглупейший вопрос Митя, - ты ж это… в Париже живёшь.
И тишина…
- Ты пьяный что ли? - он присел рядом с братом и потряс его за плечо. Ноль эмоций. - Блин, Ромка, ты живой?!
- Ммм… Привет, - Малиновский с трудом открыл глаза.
- Живой… - Митя потянул брата за руку, - вставай.
«Мама нас убьёт… Меня за то, что опоздал, его.. Нет, его она сначала реанимирует, а потом убьёт. За испорченный праздник»
- Лёка! - позвал Митя, сгружая свою «ношу» на диван в холе.
Со второго этажа на удивление быстро сбежала сестра. Надо же, её от гостей не оторвёшь, а тут такая скорость.
- Ты… - начала было она и осеклась.
- Вот. Рома приехал …
- Уже?... Судя по всему, пешком из Парижа шёл, - Лека спустилась с лестницы. – Он, что, пьяный? – девушка наклонилась над Малиновским.
- Не похоже.
Лека положила руку на лоб мужчине.
- Горячий как печка! Надо маму позвать.
- Но у нас гости.
- Ему плохо!
- Но…
- Иди за мамой!
- Почему я? – возмутился мальчик.
- Что тут за заговор?
Дети замолчали и обернулись.
- Дима, где тебя носило? – Анна Сергеевна подошла к ним.
- Мам, я тут Рому привёл… Точнее, принёс. Но суть же не меняется…
Дети расступились.
- Рома? – Анна Сергеевна склонилась над сыном.
- Мам… Прости, - начал было Малиновский и замолчал.